От неожиданности забываю, как дышать. Боюсь пошевелиться – иначе нож поцарапает кожу. Тёмные, чуть раскосые глаза опасно прищуриваются в темноте.

Сердце болезненно бьётся в горле. Он сдавливает шею так сильно, что у меня уже темнеет в глазах от недостатка кислорода.

– Лира? – отрывисто спрашивает он, наконец, узнавая меня во тьме ночи.

Дышит тяжело. Его глаза сумасшедше блестят. Хватка не шее ослабляется, но нож Палач убрать не спешит. Делаю судорожный вдох. Голова начинает кружиться.

– Какого чёрта ты тут делаешь? – злость в его голосе пугает меня.

– К-к-крики… – испуганно лепечу я в ответ. – я проснулась… и… ты кричал.

Палач убирает нож. Смотрит на меня несколько секунд, а потом вдруг притягивает к себе. Смотрит прямо в глаза и говорит:

– Никогда не подходи ко мне, когда я сплю, поняла? – его голос холоден и требователен.

Я быстро киваю, потирая шею.

– Это небезопасно. Я могу случайно… – он вдруг делает паузу. – Я могу тебя убить

Глава 6.

Палач

Перепуганное лицо Лиры во тьме кажется до страшного бледным.

Чёрт возьми я чуть не убил её. Если бы нож двинулся хоть на миллиметр дальше…

Ослабляю хватку на тонкой шее.

Внутри рождается злость. Какого хрена эта девчонка лезет туда, куда её не просят?!

– Никогда не подходи ко мне, когда я сплю, поняла? – стараюсь говорить так грозно, чтобы она запомнила мои слова раз и навсегда. – Это небезопасно. Я могу случайно… – кровь стынет в венах, когда я представляю, что могло бы случиться. – Я могу тебя убить.

Её глаза наполняются слезами.

Внутри ворочается неприятное чувство. То самое, что я годами пытался искоренить в себе. Как опытный садовод выдёргивал его побеги с корнем. Думал, что их не осталось… Но вот, при взгляде на перепуганную девчушку, оно, вдруг, расцветает вновь.

Так удивительно испытывать его спустя столько лет. Горькое на вкус оно опасно будто аконит. Ведь его безобидные на вид цветки содержат в себе смертельный яд.

Это чувство – жалость… Если позволить ей пустить корни внутри себя, она может отравить. Лишить защиты… сломать даже самую мощную броню.

– Зачем ты пришла? – спрашиваю я, убирая нож обратно под подушку.

– Ты кричал… – тихо шепчут её нежные губы. – Я… я хотела помочь…

Помочь? Я усмехаюсь. Она хотела помочь… Наивная девчонка думает, что сможет избавить от кошмаров, преследующих меня всю сознательную жизнь?

Точнее, не от кошмаров. А от кошмара. Ведь он всегда один и тот же.

Стоит мне закрыть глаза, и воспоминания, трусливо прячущиеся на задворках сознания в состоянии бодрствования подло возвращаются. Будто никуда и не уходили…

Мне восемь лет. Я иду по промокшей от дождя почве. Старенькие ботинки утопают в жиже, вдавливаясь в неё на несколько сантиметров.

Вечереет. Я взбираюсь вверх по горным склонам. Возвращаюсь в деревню с рыбалки. Богатый улов болтается в прикреплённом сбоку к рюкзаку садке. Вдыхаю прохладный вечерний воздух полной грудью. Как хорошо в горах…

Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Внезапно тишину разрезают звуки выстрелов. Сердце начинает стучать в груди как бешеное.

До родной деревни осталось меньше километра пути. Я сбрасываю тяжёлый рюкзак прямо в лужу и подскакиваю на ноги. Бегу так быстро, что ноги будто и вовсе земли не касаются.

Наш дом – крайний. Пробегаю по саду и дёргаю ручку. Меня встречает перепуганная мама.

– Что происходит?

– Амир! – говорит она побелевшими от ужаса губами. – Залезай под кровать. Сейчас же!

– А ты? – взволнованно спрашиваю я.

– Я тоже скоро приду, – уверяет меня она.

Звуки перестрелки и крики незнакомых людей слышны уже прямо возле дома.

– Давай быстрее! – кричит мама, таща меня в спальню. – Сиди тихо и не выходи!

Я успеваю спрятаться под кроватью, когда слышу, как входная дверь с грохотом распахивается. Мама встаёт – я вижу её ноги. Раздаются грубые мужские голоса.

– Берите что нужно, и уходите! – её голос слабый и жалобный.

Из-под кровати мне видны лишь ноги вошедших в наш дом мужчин.

– Что у тебя взять, – громкий мужской голос. – Дом у тебя нищий, женщина.

– У меня есть коза… – тихо отвечает мама, и начинает пятиться вглубь комнаты. – Возьмите её…

Сердце стучит в ушах. Пусть эти люди забирают хоть всех животных, но не трогают нас… Не трогают маму… От паники я не могу пошевелиться – меня будто опутало по рукам и ногам невидимыми верёвками.

– Да нахрена нам твоя скотина! – от резкого отрывистого хохота мужчин меня начинает подташнивать. Незнакомцы обступают маму.

– Мы кое-что другое возьмём! – ноги в тяжёлых военных сапогах загораживают мамины босые. – Хватайте её!

– Не тут! – кричит она, вырываясь. – Прошу! Не тут!

В этот момент её валят на пол. Двое мужчин в военной форме держат её за руки, в то время как третий наваливается сверху.

Мама брыкается, и вырывается, продолжая умолять. Она не просит не трогать её, а лишь кричит: «Не тут! Не тут!». Я не понимаю, что происходит, но чувствую, что сейчас случится что-то страшное.

– Хорош орать, сука! – рычит один из нападающих и бьёт её по лицу.

Я вижу только её лицо, а их лица – нет.

Губы мамы покрываются кровью. Становятся ярко-алыми. Теперь она уже ничего не говорит, а только страшно мычит.

Я утыкаюсь лицом в пол, зажмуриваюсь, и затыкаю руками уши, молясь неведомому богу о том, чтобы он защитил маму. Закончил всё это. Ведь она учила меня, что бог защищает всех нас. Что он добрый и любящий… Пожалуйста… прошу…

Но добрый бог остаётся глух к моим молитвам. Страшные стоны не прекращаются. Смех и злорадное улюлюкание мужчин, которые делают с ней это тоже не затихают. Почему же он не слышит меня? Ведь должен… сейчас всё должно закончиться… вот сейчас…

Зажмуриваюсь как могу крепко. Дышу… я просто дышу…

Перед глазами вновь и вновь встаёт лицо матери с жуткими красными губами. На спине выступает холодный пот. Красные… кровь… цвет боли…

В ушах начинает звенеть, я перестаю слышать посторонние звуки. Неосознанно раскачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь унять озноб, что бьёт тело. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я решаюсь открыть глаза.

В комнате темно и тихо. Даже с улицы не доносятся звуки выстрелов.

Высовываю голову из-под кровати. Те люди в военных сапогах ушли. Осталась только мама, которая почему-то продолжает лежать на полу без движения.

– Мама… – шепчу я. Губы двигаются, но звук не выходит изо рта. Я будто онемел.

Подползаю к ней и аккуратно дотрагиваюсь до плеча.

Она никак не реагирует. Я боюсь взглянуть ей в лицо… Боюсь увидеть, что мамы больше нет.

Обнимаю её. Она всё ещё тёплая и мягкая. В её немигающих глазах застыли слёзы. Одна из них скатывается по щеке, когда я вытираю её перепачканные кровью губы.

– Нет! – пронзительный вопль вырывается из моей груди. – Неееет!

И в этот момент я всегда просыпаюсь.

Глава 7.

Лира

Страх всё ещё сжимает горло несмотря на то, что Палач уже убрал свою руку.

Из окна льётся лунный свет. Он выхватывает из темноты его суровое, но такое притягательное лицо. Широкие тёмные брови и слегка раскосые глаза. Густую щетину, покрывающую резкие скулы… Несмотря на почти животный страх перед этим человеком, на энергетическом уровне я чувствую в нём что-то дурманяще-привлекательное.

Опускаю взгляд ниже. Я впервые вижу Палача обнажённым по пояс. Его тело мощное и жилистое. По рукам пробегает узор выпуклых вен. Гора мышц. Ходячая машина для убийств.

– Что тебе снилось? – вопрос срывается с губ быстрее, чем я успеваю поразмыслить – стоит ли мне вообще его задавать.

– Кошмар, – он произносит это резко, будто с вызовом.

Странно видеть в этом чудовище проявления чего-то человеческого. Ведь кошмары снятся обычным людям… Тем, у кого есть душа, страхи, совесть… Неужели, там, глубоко под маской холодности и жестокости тоже скрываются подобные чувства?